Святой Хуан де ла Крус

Ян Крыжевский. Одиночество.

ТЕМНАЯ НОЧЬ ДУШИ.

В ночи неизреченной,
сжигаема любовью и тоскою -
о жребий мой блаженный! -
я вышла стороною,
когда мой дом исполнился покоя.

В ночи благословенной
я лестницей спустилась потайною -
о жребий мой блаженный! -
окутанная тьмою,
когда мой дом исполнился покоя.

Ночною тьмой хранима,
таясь, я никого не повстречала
и я была незрима,
а путь мне освещала
любовь, что в сердце у меня пылала.

Любовь сия светлее,
чем солнце в полдень, путь мне озаряла.
Я шла, ведома ею,
к тому, кого я знала,
в безлюдный край, где встречи ожидала.

О ночь, нежней рассвета!
О ночь, что провожатой мне служила!
О ночь благая эта,
что с Милым обручила
и в Жениха Невесту облачила!

И в сердце, что незримо
лишь для него цветенье сберегало,
лежал он недвижимо
и я его ласкала.
Нам кедра ветвь прохладу даровала.

Там, под зубчатой сенью,
его волос касалась я несмело,
а ветра дуновенье
крылом меня задело
и чувствам всем умолкнуть повелело.

В тиши, в самозабвенье
я над своим Возлюбленным склонилась,
и все ушло. Мученье,
которым я томилась,
средь лилий белоснежных растворилось.




ОГОНЬ ЖИВОЙ ЛЮБОВИ

Огонь живой любови,
как сладостно ты ранишь
меня до глуби сердца сокровенной!
Ты не угаснешь боле,
сиять ты не устанешь -
сожги преграду к встрече вожделенной!

О счастие ожога!
О раны той отрада!
О ласковой руки прикосновенье -
ты к вечности дорога,
и всех долгов уплата,
и смерть, и смерти в жизнь преображенье!

О, светочи живые!
Безмерное сиянье,
что чувств глубины темные омыло,
до той поры слепые;
и радостною данью --
своим теплом и светом одарило!

Так нежно и смиренно
зажегшийся в сознанье,
лишь ты, огонь, в нем тайно обитаешь...
В душе моей блаженной
живет твое дыханье,
и ты меня любовью наполняешь!




ИСТОЧНИК.

Как сладостно мне знать источник, бегущий
во тьме этой ночи!

Сей вечный источник от взора таится,
но знаю я дол, где он тихо струится
во тьме этой ночи.

В ночи этой темной, что жизнью зовется,
блажен тот, кто с верой сей влаги коснется,
во тьме этой ночи.

Начало берут в нем все сущие реки,
его же начала не сыщешь вовеки
во тьме этой ночи.

Собой красоту затмевая любую,
он поит небесную твердь и земную
во тьме этой ночи.

Текут его воды, исполнясь прохлады,
и нет им предела, и нет им преграды
во тьме этой ночи.

Хрусталь этих вод никогда не затмится,
но свет всей земле в них от века родится
во тьме этой ночи.

Чисты и светлы, орошают те воды
и землю, и ад, и небесные своды
во тьме этой ночи.

Великий поток сей источник рождает,
и он, всемогущий, препоны сметает
во тьме этой ночи.

В нем облик троих, воедино слиянный,
и каждый сияет, другим осиянный
во тьме этой ночи.

Cей вечный источник от взора таится,
но в хлеб животворный для нас превратится
во тьме этой ночи.

Тот хлеб вечносущий питает созданья,
их глад утоляя во мраке страданья,
во тьме этой ночи.

И вечный источник, без коего стражду,
сим хлебом живым утолит мою жажду
во тьме этой ночи.




НА РЕКАХ ВАВИЛОНСКИХ.

Здесь, на реках вавилонских,
ныне сижу и рыдаю,
землю изгнанья слезами
я что ни день орошаю.
Здесь, о Сион мой, с любовью
я о тебе вспоминаю
и чем блаженнее память,
тем я сильнее страдаю.
Снял я одежды веселья,
ризу скорбей надеваю,
ныне повесил на вербу
арфу, на коей играю;
мне ж остается надежда,
что на Тебя возлагаю.
Ранен любовью, в разлуке
с сердцем своим пребываю
и, умоляя о смерти,
руки к Тебе простираю.
Бросился я в это пламя -
жгучий огонь его знаю
и, уподобившись птице,
в этом огне погибаю.
Я, умерев в своем сердце,
только в Тебе оживаю,
ради Тебя умирая,
ради Тебя воскресаю;
в воспоминаньях теряю
жизнь, и ее обретаю.
Жизнью своей убиваем,
я всякий день умираю,
ибо она разлучает
с Тем, кого я призываю.
Радуются иноземцы,
что в их плену изнываю
и на их тщетную радость
я безучастно взираю.
Просят они моих песен,
что о Сионе слагаю:
"Спой,- говорят - гимн Сиона!"
Я же, скорбя, отвечаю:
"Как же в долине изгнанья,
плача по отчему краю,
буду петь песни веселья,
в коих Сион прославляю? "
Радость чужую отверг я,
верность своей сохраняю.
Пусть онемеет язык мой,
коим тебя воспеваю,
если тебя я забуду
здесь, где в плену пребываю,
если на хлеб Вавилона
я свой Сион променяю.
Пусть я утрачу десницу,
ту, что к груди прижимаю,
если тебя я не вспомню
с каждым глотком, что вкушаю,
если отпраздновать праздник
я без тебя пожелаю.
Горе, о дщерь Вавилона,
гибель тебе возвещаю!
Будет прославлен вовеки
Тот, к Кому ныне взываю,
Тот, Кто вернет тебе кару,
что от тебя принимаю!
Пусть соберет Он сих малых,
ибо в плену уповаю
я на твердыню Христову
и Вавилон покидаю.

Debetur soli gloria vera Deo.

(Истинная слава подобает только Богу, лат.)


Мокадаса аль Сафер. Д.С. Воронцов

Жаждой охваченный странной,
ждал я заветного срока -
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!

Я так высоко поднялся,
этим восторгом влекомый,
что в вышине незнакомой
я навсегда потерялся.

Вот он, тот миг долгожданный!
Я все летел одиноко
в этой любви - и высоко
цели достиг я желанной!

Выше! Но взор мой в полете
был ослеплен на мгновенье -
так и настиг я в затменье
цель, словно дичь на охоте.

Слепо, с любовью той странной
в сумрак шагнул я глубоко
и, оказавшись высоко,
цели достиг я желанной!

Я так легко поднимался
вверх - есть ли участь блаженней? -
и становился смиренней,
и все сильней умалялся.

Рек я в борьбе неустанной:
"Кто же достигнет истока?"-
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!

Дивный полет мой вмещает
разных полетов так много -
ведь уповавший на Бога
то, что искал, обретает.

С этой надеждою странной
ждал я заветного срока…
Я был высоко, высоко,
цели достиг я желанной!



Sanctum sanctorum. Д.С. Воронцов

Я очутился в том краю,
вкусив неведенья такого,
что выше знания любого.

Не знаю сам, какой тропою
вошел я в край сей заповедный,
не знаю, где я, но не скрою,
что в этот миг мой разум бедный,
покинув мир немой и бледный,
вкусил неведенья такого,
что выше знания любого.

Объяло истинное знанье
весь мир, Всевышним сотворенный.
Так, в одиночестве, в молчанье,
его узрел я и, плененный,
стал как младенец несмышленый,
коснувшись таинства такого,
что выше знания любого.

Был поглощен я столь всецело,
что на вершине отчужденья
любое чувство онемело,
ушло любое ощущенье,
когда достиг я постиженья
непостижимого - такого,
что выше знания любого.

Сей пилигрим, по Божьей воле,
сам от себя освободится
и все, что он узнал дотоле,
во прах и пепел обратится.
столь возрастет, что умалится
вдруг до неведенья такого,
что выше знания любого.

Чем больше познает, немея,
ум, тем он меньше постигает
сей пламень, ведший Моисея,
свет, что в полуночи сияет,
но тот, кто все ж его познает,
вкусит неведенья такого,
что выше знания любого.

Сие незнающее знанье -
-такую власть оно имеет,
что мудрецы в своем старанье
его постичь - не преуспеют,
ибо их знанье не сумеет
достичь неведенья такого,
что выше знания любого.

Его вершина недоступна,
и нет науки, овладевшей
тем высшим знаньем целокупно
иль превзойти его сумевшей.
Но сам себя преодолевший,
вкусит неведенья такого,
превыше став всего земного.

И, коль желаешь ты ответа -
- что тайна высшая скрывает? -
скажу: благое знанье это
суть Божества собой являет.
Нам Божья милость позволяет
вкусить неведенья такого.
что выше знания любого.




МЛАДОЙ ПАСТУХ.

Младой пастух скорбит в тоске безгласной.
Он устремился, чуждый развлеченьям,
к своей пастушке каждым помышленьем,
и грудь его больна любовью страстной.

Не потому он плачет, что напрасной
своей любовью уязвлен глубоко,
но оттого страдает он жестоко,
что позабыт пастушкою прекрасной.

И, позабыт пастушкою прекрасной,
он терпит эти тяжкие мученья,
чужой земли приемлет поношенья,
и грудь его больна любовью страстной.

И говорит пастух: "О я, несчастный!
Ведь ей теперь любовь моя постыла!
Она меня навеки позабыла
и я томлюсь любовью этой страстной!"

И вот, истерзан мукой ежечасной,
однажды он на дерево поднялся
и за руки повешенным остался
и грудь его больна любовью страстной.


И без опоры, и с опорой
во тьме, без света обитаю;
во всем предел свой обретаю.

О всех созданиях из плоти
душа навеки позабыла,
и над собою воспарила,
и Бог был с нею в том полете,
опорой, что ее хранила.
И посему сказать я вправе,
что вещь, прекрасней нет которой,
моя душа узрела въяве -
и без опоры, и с опорой!

Пусть жизнь моя объята тьмою -
то участь всех в земной юдоли,
я не скорблю об этой доле!
Моя любовь творит со мною
досель невиданное чудо:
порою слепну я, но знаю -
душа любви полна, покуда
во тьме, без света обитаю.

Меня ведет любви той сила:
она, живя во мне незримо,
добро ли, зло, что мне чинимо -
единым яством обратила
и жизнь в себя преобразила.
И в этом сладостном томленье
я словно в пламени сгораю,
и, раненый без исцеленья,
во всем предел свой обретаю.


* * *

Пусть без жизни я живу --
избавленья все же чаю,
смерти дo смерти желаю.

Не со мною жизнь моя.
Я без Бога изнываю:
без Него – себя теряю...
Это ль жизнь? Живу ли я?
Сто смертей в себе тая,
жизни истинной я чаю,
смерти дo смерти желаю.

Стала жизнь моя тюрьмой,
жизни подлинной лишеньем,
и всечасным умерщвленьем.
Скоро ль свижусь я с Тобой?
Слышишь, Боже, голос мой --
эту жизнь я отвергаю,
смерти дo смерти желаю.

Так далёко от Тебя,
что за жизнь я ныне знаю?
Только смерть свою вкушаю,
тем мучительней скорбя,
что ни часа нe жил я!
Тяжкий жребий проклинаю,
смерти дo смерти желаю.

Бьюсь, как рыба без воды,
только рыбе облегченье
даровал Ты – без сомненья,
смерть прервет ее труды!
Не сравнить ничьей беды
с мукой, что давно я знаю –
смерти дo смерти желаю.

Этих мук не утолит
встреча в Таинстве с Тобою --
ведь разлука, я не скрою,
тем сильней меня томит.
Век мой жалобы все длит!
Я Тебя увидеть чаю,
смерти дo смерти желаю.

Боже, в силах я едва ль
жить надеждою одною --
страх не свидеться с Тобою,
что ни день, двоит печаль,
и язвит острей, чем сталь.
Избавленья ожидаю,
смерти дo смерти желаю.

Так от гибели избавь,
дай мне жизнь, мой Бог, и доле
не держи меня в неволе,
в сих тенетах не оставь!
Зреть тебя я жажду вьявь,
и немыслимо страдаю,
смерти дo смерти желаю.

Я оплaчу жизнь мою
и оплaчу смерть, плененный;
в тяжкий грех свой облеченный,
о прощении молю!
Боже мой! Как ни скорблю,
Молвить все же уповаю,
что живу -- не умираю!



Перевод Л. Винаровой.


КОММЕНТАРИИ К СТИХАМ


1. Источник.
Написано в 1578г., в тюрьме (Толедо).

2. На реках Вавилонских.
Написано в 1578г., в тюрьме (Толедо).
Стихотворение представляет собой переложение 137-ого Псалма.
Форма стихотворения (34 одинаковых глагольных рифмы) заимствована из арабской поэзии.

3. Жаждой охваченный странной…
Написано в 1580 - 1587 гг., в Андалусии.
Форма стихотворения -- «увенчанная баллада», или «баллада с шапочкой» (ballades couronnees ou chapelees).

4. Я очутился в том краю…
Написано в1574г., в Сеговии.
По форме также представляет собой «увенчанную балладу».
Авторское название - «Стихи о восторге, порожденном созерцанием».

5. Младой пастух.
Написано в 1580-1587гг., в Андалусии.
Известно несколько литературных источников с очень схожим текстом. По-видимому, это -- народная песня, в которой Сан Хуану де ла Крус принадлежит только несколько слов, изменивших ее облик до неузнаваемости, и превративших ее из пасторали в исповедание веры.

6. И без опоры, и с опорой…
Написано в 1580-1587гг. в Андалусии.
По форме также представляет собой «увенчанную балладу».




Испанская анонимная поэзия XVI века


Эти гимны взяты из литургии часов Католической Церкви. С них начинается утренняя молитва; они звучат в полдень; ими же кончается день. Как и положено гимнам, они не читаются, а поются. Их много; только на кастильском более ста семидесяти. Не все они анонимны. Часть из них написана всемирно известными поэтами, такими, как святая Тереза Авильская или святой Хуан де ла Крус (Иоанн Креста). Часть написана теми, чьи имена неизвестны. Современное литературоведение не может с точностью атрибутировать их - да и нужно ли это?
Все они о любви к Богу. «Светская любовь - лишь долг певца, духовная любовь - лишь плоть аббата» -- писал Бродский о Джоне Донне. Любовь - плоть. В том числи и плоть этих стихов.

* * *

Что есть во мне, какою красотою,
о Иисус мой, я тебя пленила,
что ты к моим дверям, что затворила,
в ночи приходишь зимнею порою?

О, сколь я жесткосердна - пред тобою,
безумица, я двери не открыла,
пусть раны нежных стоп твоих студила
зима своей холодною росою!

О, сколько раз ночами я слыхала,
как ангел рек мне: «Встань, душа слепая;
внемли любви, что звать тебя устала!»

И сколько раз надменность ледяная
Ему «открою завтра» отвечала,
назавтра вновь все то же отвечая!

* * *

Мой Бог! Мою любовь к Тебе питает
не к дивным райским кущам вожделенье;
нанесть Тебе не смею оскорбленье
не оттого, что ад меня пугает.

Лишь Ты, Господь, причиной: сокрушает
меня лишь взгляд на крестное мученье,
лишь терн и оцт; слепой толпы глумленье,
и смерть Твоя мне сердце разрывает.

В Твоей любви - моей таится сила.
Люблю Тебя - пусть не узнаю рая,
страшусь - пусть мук душа не заслужила...

И без даров любовь меня пленила
и знаю, что надежда, умирая,
любови бы моей не угасила.

* * *

В вечерний час пришел я пред распятьем
молить Тебя об этой грешной плоти,
но на Тебя взгляну - и, устыдившись,
бросаю взор на собственное тело.

Как мне сказать: пусты мои ладони,
когда Твои гвоздями прободенны,
что ноги от усталости страдают,
коль кровью Твои ноги истекают?

Как мне сказать, что я один на свете,
Тому, Кто одиноким был в час смерти?
Как мне сказать: любви во мне так мало,
коль Твое сердце ранено любовью?

И вот я ничего уже не помню,
куда-то прочь бежали все печали,
порыв молитвы умер, и застыли
прошенья на устах моих безгласных.

И ни о чем уж не прошу я боле -
лишь об одном: быть пред Твоим распятьем,
уйти, поняв, что лишь одно страданье
есть ключ святой к вратам в Твою обитель.

* * *

Пастух влюбленный, чьей свирели звуки
мой сон, подобный смерти, оборвали -
дай посох мне из древа, что держали
могучие и сладостные руки!

Услышь мой зов, что полн любви и муки,
Мой господин, -- хоть знаю, что едва ли
слова сии смиренные объяли
свирели зов, и соль Твоей науки!

О Ты, Пастух, что за любовь распялся!
Мой тяжкий грех -- да будет он прощенным,
ведь Ты благоволишь тому, кто сдался!

Так подожди, узрев меня плененным!
Но как скажу я, чтоб Ты ждать остался,
коль ждать Тебе придется пригвожденным?


* * *

Взор возводя к вершинам
горного края,
лишь о Тебе я грезил,
Тебя не зная.

Где, в чьих руках, скажи мне,
покоятся ночи?
Любовь моя, песнь ветра -
где они, Боже?

Где моих глаз невинность,
и сладость дрожи
крови в моих венах -
где они, Боже?

Легче легкого пуха,
с тучками схожи,
дни моего детства --
где они, Боже?

Взор возводя к вершинам
горного края,
лишь о Тебе я грезил,
Тебя не зная.


* * *

Преобрази меня,
Господи, преобрази.

Я хочу быть Твоим витражом -
витражом твоим синим, лиловым и алым,
с моим именем и моей жизнью,
но пронизанным светом славы Твоей.

Преобрази меня,
Господи, преобрази.

Но не только меня --
Ты очисти всех нас, чад Отца Твоего,
что со мной вместе молятся или молились,
и очисти всех тех, кого матери в детстве
не учили, молясь, лепетать «Отче Наш…».

Преобрази нас,
Господи, преобрази.

Кто не знает Тебя, кто в Тебе усомнился,
кто хулит Тебя - Боже, их лица омой,
как омыла Твой лик Вероника,
и коросту сотри с их очей,
чтоб узрели Тебя так, как я Тебя вижу.

Преобрази их,
Господи, преобрази.

Чтобы все могли в облаке славы Твоей
сбросить ризу греха, отрешиться от ветхого тела
облачиться в Тебя и преобразиться в Тебя.
И меня, с ними вместе, Ты преобрази.

Преобрази нас,
Господи, преобрази.


* * *

Ты - гончар, сотворивший человека из праха,
красной глине даровав свое дыханье.
Ты стада созываешь, чтобы каждая птаха
Воспевала рассветное cиянье.

Я с утра Тебя жажду, Свет, рожденный от Света,
и Возлюбленный Мрак ночей без края;
я с утра Тебя встречу, Корень, Сила, и Мета
этих рек, что поют, не умолкая.

Древо плоть обретает, речка пробует голос…
Как бутон свернули туго Твои руки!
Изобилие мира клонит долу свой колос
Ты таишься в каждом знаке и звуке.

В каждой выси - твой облик, в каждом ветре - дыханье;
Твоя сила в каждой твари и снеди.
Все - явленье, все -- милость. Жить в вечном слиянье --
Ты -- в любови, человек - в своей смерти!

О, как жаль! Что людские грехи сотворили -
бросить эту красоту в такое пламя!
Я надеюсь, Господь, не жалеешь Ты, что были
от земли Твоей ключи хранимы нами!


* * *

За слез моих мерцающей завесой --
нет, не один я.

За потаенной сетью моей крови --
нет, не один я.

За предначальной музыкой рассвета-
нет, не один я.

За гаснущим в горах лучом последним --
нет, не один я.

За дней моих бесплодным наслажденьем --
нет, не один я.

За зеркала холодной ворожбою --
нет, не один я.

Я не один - сопутствует незримо
мне вечность, столь возлюбленная мною.
Живем мы вечно вместе с Богом.


* * *

Что в ночи ты видишь,
стража, мне поведай!

Бог - миндаль в пустыне,
что расцвел весною,
Бог не спит ночами,
бодрствующих ищет.
Лишь пять дев разумных
жгут в ночи светильник.

Что в ночи ты видишь,
стража, мне поведай!

Петухи тревожат
ночь далеким криком.
Кто отрекся трижды,
трижды исповедал,
и ночами плачет,
став сильнее страха.

Что в ночи ты видишь,
стража, мне поведай!

Мертвый был положен
в новую гробницу -
так земля впервые
солнце хоронила.
Горы возопили,
камень пал на камень.

Что в ночи ты видишь,
стража, мне поведай!

Новым стало небо
над землею новой;
Бог восстал из гроба,
смерть мертва отныне!
Богу все творенья
Воспоют осанну!

* * *

Темнеет. Вечереет. Затихает
душа, что трепетала,
как бабочка, от треволнений мира.

Сокрылись непоседливые тени --
их бег неуловимый
забыл свою усталость в полумраке.

И молимся мы вместе,
стремясь войти в покой, что Ты нам даришь,
Господь, Своей глубинной
бессонной сутью, что нас созидает.

Господь, благодарим Тебя за то, что
мир Твой еще, и каждый человек --
Твой сын, хотя и блудный;
за то, что исходе дня устало
уходим мы, чтоб погрузится в сумрак
своей души. Благодарим за эту
последнюю возможность,

последний миг молитвы.


* * *

О да: Тебя я жажду,
я -- из костей и плоти...
Душа Тебя взыскует в звездном беге,
в симфонии небес или в их гневе,
и за пределом тайны этой жизни,
пронзает хаос, покоряя время,
и движет мир,
о Отче безначальный,
с Тобою вместе.

Все ближе бездны с их могильным хладом.
Иные дни, Господь, грозят безумьем...
О, как душе живое нужно пламя
и миг надежды!

Твоею волей стал я человеком,
а не нагим бесплотным помышленьем...
Я -- Твой несовершенный образ, Боже,
искусное изделие; сиянье,
что стало телом; слово -- плоть идеи,
а воплощенье - Космос, Универсум...
И нашему ничто свои законы
Ты даровал, и слово сделал плотью!
Да, плотью -- человечьей, теплой,
братской...

Помазать Твои ноги, как блудница;
знать: Ты незрячих глаз моих коснулся;
как Иоанн, к груди Твоей прижаться;
поцеловать Тебя, не предавая...

Я - плоть; и я люблю Тебя во пл?ти.
Ты дал нам, недостойным, милосердие --
как хорошо Ты выучил язык наш!
О друг мой, как тебя я понимаю,
в твоих страданьях!
О милосердие -- сладкое безумье
двух -- из костей и плоти!


* * *


Весь мир как будто погружен в молитву
и благодать, что наполняет воздух,
с небес, словно из амфоры, струится
и проникает в трепетные вены.

Весь мир застыл в порыве созерцанья,
взирая как сквозь ангельские крылья,
и то, что в сердце у меня проснулось,
поглощено бездонной вышиною.

Сей вечер -- крылья, и елей, и пламя.
Я сокрушен молитвы океаном.
Я возношу ладони, как лампады.
В молчании слышны удары сердца.

И сумрак предо мною озарился,
и свет небесный плоть мою пронзает.


Перевод Л.Винаровой

DESIGNED BY METAKULTURA